Просматривая материалы по физике и философии я беспрестанно наталкиваюсь на это слово "относительность". Наконец я решил найти определение этого понятия и, представьте себе, нигде я желаемого внятного определения относительности, будь то относительность в физике или в философии, не нашел. Пришлось обратиться к так называемому в логике контекстуальному определению понятия. Это когда читаешь текст или тексты, где многократно встречается искомое слово, и в конце концов начинаешь по контексту соображать, что это слово "относительность" и обозначенное им понятие могут означать.
В результате я обнаружил, что идея относительности в философии возникла задолго до теории относительности и вообще рождения Эйнштейна. Где-то еще со времен Декарта.
Дальше - больше, при проникновении в контекстную среду по части этой относительности у меня стало невольно складываться впечатление: "Да все они гении от физики и философии и к ним примкнувшие того... – тронутые мозгами". На этот счет есть даже данные о том, что между гением и сумасшедшим дистанция гораздо короче, чем между последним и обычным человеком. При желании вы найдете эти сведения через интернет.
Обычный человек живет в мире своих обычных представлений, где преобладает не относительность, а абсолютность. Но, уверяю вас, если гений-физик пойдет, скажем, в лес по грибы, то он тоже будет моделировать текущую ситуацию не как некую относительность, а таким образом, что он, физик, в данный момент находится в пространстве, где его положение является совершенно абсолютным, потому что именно исходя из этого положения он ориентируется и обозревает внешний бренный мир. Далее, не задумываясь, он будет ориентироваться на то, что Земля, по которой он передвигается вместе с корзинкой или ведром грибов, плоская, а Солнце двигается по небосклону с востока на запад.
Но когда физик или философ возвращаются в свой привычный для них теоретизированный мир, то здесь происходит, что называется, сдвиг по фазе – в мозгах. Обратный сдвиг от понимания абсолютности к идее относительности.
Для меня с моими бледными в части философии понятиями, состояние покоя и движения никак не могут быть относительными. Типа: куры перешли дорогу или дорога двигалась под курами – все это относительно. Но и с физической точки зрения, как я ее понимаю, покой и движение вовсе не относительны. Реально мы находимся в силовом поле Земли, где движущееся тело в отличие от покоящегося обладает кинетической энергией. Если бы взаимодействия состояния движения с силовым полем Земли не возникало, то я, как материалист, должен был бы сказать и об отсутствии чего-то подобного кинетической энергии. А ведь у быстро движущегося тела не только возникает кинетическая энергия, но даже и масса этого тела возрастает. Иначе говоря, внутреннее состояние тела, покоящегося на Земле, и тела, движущееся относительно этого покоящегося тела, НЕ ОДИНАКОВЫ. Так что идея относительности – физической или философской – это не для меня.
Но откуда же взялся этот вирус относительности, завладевший умами философов и ученых?
Лично меня в этом плане в изрядной мере просветила статья Олега Акимова "Эмпириокритицизм Маха и Авенариуса".
Свои руководящие идеи в области теории познания Мах излагает в книге «Принцип сохранение энергии. История и его сущность» (1872), в которой он делает упор на совершенно идеалистический принцип экономии мышления, предписывающий природе какой ей следует быть, подстраиваясь под эстетические представления ученых.
В 80-е годы Мах еще больше увлекается философией естествознания и психологией и идеей относительности в этой связи. В это время выходят два главных его сочинения, оказавших существенное влияние на формирование понятия относительность в физике и в философском подходе в рамках релятивистской теории: «Механика» (1883) и «Анализ ощущений и отношение физического к психическому» (1886). Значительно позднее было выпущено еще одно сочинение: «Познание и заблуждение» (1905), где Мах окончательно сформулировал свои теорию познания и относительность, как он ее понимал.
Мах, как объясняет Акимов, признавал реально существующими не объекты, а психические комплексы ощущений, которые в нашем мозгу предстают как физические объекты. Наше «я» есть замкнутая на себя группа внутренних ощущений, которая отличается от внешних ощущений большей связанностью, однако принципиального различия между внешними и внутренними, физическими и психическими комплексами не существует. В рамках такой относительности внешнего и внутреннего, цель науки, по его мнению, должна состоять только в том, чтобы удовлетворить жизненные потребности человека. Из соображений экономии интеллектуальной энергии она должна отказаться от объяснения того, откуда берутся комплексы ощущений, и сосредоточиться на их описании.
При этом Мах призывал отказаться от понятия абсолютного в пользу его глобальной относительности. Поскольку понятие материи и даже вещества объявлены были метафизическими предрассудками, предлагалось из определения массы выбросить слова, касающиеся количества вещества, и определить ее через ускорение, фиксируемое в опыте. Закон о сохранении превращении энергии он также предлагал скорректировать, ставя под сомнение правомочность существования понятия энергии, так как механическая энергия в ощущениях предстает чем-то совершенно непохожим на тепловую или электрическую энергию. Все, что происходит в физическом мире, должно определяться через тяжелые, плотные, протяженные, нагретые тела-комплексы. Все это, включая силу, инерцию, пустое пространство, по мнению Маха, фикции. Таким образом, пространство, время, сила, масса и т.п., являются не объективными физическими, а субъективными психическими величинами. Согласно Маху, даже такие совершенно разные системы, как системы мира Птолемея и Коперника с позиций его философских воззрений на относительность и абсолютность не различаются радикально.
Кто бы мог подумать, отмечает Акимов, что эти абсурдные взгляды в виде «принципа Маха» лягут в основание общей теории относительности Эйнштейна, которая будет считаться самым большим достижением физики XX столетия. Несмотря на грубые ошибки в воззрениях Маха, его релятивистские взгляды философской относительности завоевывали умы физиков. Он хвастался: «Тот взгляд, что "абсолютное движение" — пустое, бессодержательное и ненужное с научной точки зрения понятие, — взгляд, который двадцать лет назад вызывал у всех неприятное удивление, в настоящее время разделяется многими видными исследователями. В качестве решительных "релятивистов" я смог бы назвать: Сталло, Дж. Томсона, Людвига Ланге, Лава, Мак-Грегора, Пирсона, Мансиона, Клейнпетера. Число релятивистов быстро растет, и приведенный список, наверное, уже не полный. Можно надеяться, что скоро уже не будет ни одного выдающегося сторонника противоположного взгляда» [Сборник «Новые идеи в философии», № 2: Борьба за физическое мировоззрение. — СПб, 1912.].
Мы – обычные люди – всегда имеем для себя какую-то абсолютную, а не некую мистическую относительную точку отсчета. Так мы моделируем себя и внешний мир. Этой исходной точкой отсчета может быть собственное местонахождение или местонахождение, условленное по договоренности – например, Красная площадь в Москве. Мы всегда самым естественным образом различаем состояние покоя и состояние движения. Так устроены наш внутренний мир и механизмы моделирования внешнего мира. Разве кто-то уже доказал, что подобный инструментарий не годится для того, чтобы нам осваивать природу и вообще весь внешний мир? Идея относительности позволяет в некоторых отношениях лучше осознать отдельные закономерности физического мира, но эта идея связана лишь с одной из возможных моделей, позволяющих описывать этот мир.