Для обычных представлений, отображаемых на нашем обычном языке, пространство и время есть нечто привычное, кажущееся известным и даже очевидным. Но если зададимся вопросом, каков смысл категорий "пространство" и "время" с научной точки зрения, то очевидное становится все менее очевидным. Однако в своей обычной деятельности мы постоянно сталкиваемся с такими особенностями внешнего мира, где части и элементы, из которых построены материальные объекты, определенным образом расположены друг относительно друга и имеют более или менее устойчивые границы по отношению к окружающей среде. Если абстрагировать эти свойства от обладающих ими материальных объектов, то мы получим представление о пространстве как таковом в нашем обычном языке.
Подобным образом можно подойти и к содержанию понятия времени в нашем языке. Объекты материального мира находятся в постоянном движении и развитии и эти процессы развертываются по определенным этапам и стадиям с определенной повторяемостью, чередованием, длительностью и т.д. Если абстрагировать эти характеристики процессов от самих процессов, то мы получаем представление о времени как таковом, отражаемом в нашем обычном языке.
Примерно такую роль понятиям времени и пространства, употребляемым в нашем языке, отводит замечательный философ И.Т. Фролов. Во всяком случае, так я его понял по книге "Введение в философию: учебное пособие для ВУЗов. Пространство и время".
Для того, чтобы понять такую локальную в рамках данного рассмотрения проблему, как понятия о времени и пространстве в нашем языке, надо понять – ни много, ни мало – как функционирует человеческий интеллект. Чтобы лучше понять предмет обсуждения, желательно также ознакомиться со статьями "Мы моделируем сей бренный мир" и "Проблемы языка". Здесь же, в данной статье, я буду говорить более или менее фрагментарно.
Начну с вещей достаточно известных в разных отраслях науки и кое-что добавлю от себя.
Итак, для начала мы должны очень четко осознать, что мы не воспринимаем наш бренный мир непосредственно, а через сообщения органов чувств и программы обработки этих сообщений, которые и отображаются в нашем языке, включая сложные представления, связанные со временем и пространством. Например, на сетчатку глаза изображения внешних предметов проецируются в перевернутом виде, а мы этого перевертывания в пространстве никак не замечаем.
В результате, мы постоянно пребываем в своем внутреннем мире, а не во внешнем. Конечно, элементы и понятия этого внутреннего мира формируются в результате взаимодействия с внешним миром, но они не копируют внешний мир. Во внутреннем мире находятся модели или программы восприятия внешних данных. В том числе модели времени и пространства. Благодаря этому обстоятельству мы можем опознавать, скажем, треугольник, как треугольник, будь он любого цвета или размера и повернут во всевозможных пространственных плоскостях и даже находиться во временных перемещениях. Аналогичным образом мы видим дерево, как дерево, будь оно перед нами в безветренную погоду или наклоненное сильным ветром.
Иначе говоря, в нашем внутреннем мире, в отличие от мира, существующего вне нас, есть дерево вообще, треугольник вообще, лошадь вообще, а также время и пространство, отражаемые в нашем языке. Это, повторюсь, программы восприятия и отображения элементов внешнего мира. Эти программы работают как структуры обработки данных, в чем-то подобные алгоритмам обработки данных, заложенных в компьютер. Благодаря этому, 1+3 = 3+1 и т.д. всегда и во всех конкретных случаях, будь то под этими числами подразумеваемы лошади, крокодилы или коровы. Внутренние программы обработки данных получают из внешнего мира какие-то конкретные значения и по результатам обработки этих значений выдают тоже конкретный результат. Очень это похоже, в принципе, на то, как мы в компьютер или в калькулятор вносим какие-то данные и после включения программы обработки данных получаем какой-то результат.
Похоже, но инструментарий внутренних моделей намного превышает то, что люди ввели в сферу межличностного общения в виде правил, алгоритмов или встроенных в компьютеры программ. Именно благодаря такому внутреннему инструментарию мы распознаем в конкретном треугольнике (конкретный треугольник – это значение, взятое из внешнего мира) именно треугольник, т.е. соотносим его с множеством (классом) треугольников, означенных в нашем языке, а не с множеством коров или апельсинов. То же самое относительно конкретных коров и апельсинов – мы не относим их к множеству треугольников и т.п. Пространство и время в нашем языке – это тоже наш инструментарий в виде алгоритмов или внутренних моделей, без которых мы не смогли бы распознавать и соотносить столь сложные абстрактные понятия, как время и пространство, с объектами во внешнем мире.
Признаком интеллекта является способность человека (да и вообще живого существа) оперировать с элементами внутреннего мира. Причем это происходит по тем же механизмам, как и оперирование с элементами внешнего мира.
С чего же тогда начинается формирование интеллекта? Оно начинается с моторики – с движений, с мышечного чувства, которые мы осваиваем в детстве. Через моторику формируются и первичные понятия интеллекта. Понятия времени и пространства в этом плане – не исключение. Только обозначения в нашем языке этих понятий словами "время" и "пространство" приобретаются, когда уже есть под них наработанная внутренняя база.
В процессе формирования нашего языка мы постепенно вводим в наш внутренний мир расширяющиеся понятия времени и пространства. Человек приобретает эти и другие понятия тремя путями.
Через явное словесное определение – это когда человек уже становится взрослым.
Через контекстуальное определение — определение понятия, например, путем приведения отрывка текста, в котором оно встречается в многообразных связях с другими понятиями. Аналогичным образом это может происходить в процессе многократного общения людей. Некоторые логики считают, что почти все определения, с которыми мы встречаемся в обычной жизни, это контекстуальные определения.
Есть еще остенсивное определение — это определение путем показа.
Например, ребенок просит объяснить, что такое зебра. Мы ведем его в зоопарк, подводим его к вольеру с зеброй и показываем: "Это и есть зебра". Остенсивные определения — и только они — связывают слова с вещами. Но остенсивное определение, добавлю от себя, охватывает гораздо более широкий круг понятий, чем в случаях, подобных вышеприведенному примеру. То есть, остенсивное определение можно понимать в гораздо более широком плане, и такого рода определения наполняют всю жизнь ребенка, формируя его первичные понятия о пространстве и времени в языке ребенка и базу для последующих более сложных механизмов определения понятий времени и пространства в языке взрослого человека.
Таким же образом – через остенсивное определение – ребенок формирует понятия горячо, теплее, холоднее и т.д. Через соприкосновение с предметами у него формируются понятия гладкий, твердый, шероховатый и т.п. Понятия пространства и времени первоначально формируются через моторику и внутренние ощущения, в частности через мышечное чувство еще на стадии, когда ребенок не владеет языком.
Ребенок постепенно осознает возможность перемещаться в разных направлениях. Потом это первичное представление о пространстве дополняется понятиями "влево", "вправо", "вверх", "вниз", "дальше", "ближе" и т.д. Реально, это очень многокомпонентное понятие, которое в более позднем возрасте будет обозначено как "пространство", а не нечто вроде пустой фразы "всеобщая форма существования материи" на языке диалектического материализма, где никак не определено, что следует понимать под "формой существования".
Первичное понятие о времени осознается через такие относительно простые компоненты языка, как дольше, быстрее, сегодня, вчера, завтра, затем: прошлое, настоящее, будущее и т.п.
Понятие времени, как и пространства, отраженные в нашем обычном языке, возможно являются частично врожденными. Во всяком случае, у человека есть врожденные механизмы, способствующие формированию этих понятий. Время в нашем гражданском языке – языке обычного общения – сформировалось у отдельных граждан, начиная с младенческого возраста. Это, повторюсь, многокомпонентное понятие. В нем, например, помимо длительности процессов есть еще понятия прошлого, которого уже нет, будущего, которое еще не наступило, и настоящего или текущего момента. Одновременность событий в этом времени может иметь место только в настоящем моменте или в моменте, который был в настоящем, но ушел в прошлое. Это совсем не та эйнштейновская чушь, где события, одновременные для одного наблюдателя могут быть не одновременными для другого наблюдателя.
Однако здесь я должен сделать важную оговорку. Одновременность по Эйнштейну, фигурирующая в его специальной теории относительности, это совсем не то понятие, которое понимается под одновременностью в нашем обычном языке. По сути, в эйнштейновской теории относительности "одновременность" – это один из параметров математической конструкции – которую Эйнштейн, а до него Лоренц – ввели в среду межличностного общения ученых и философов. Эта "одновременность" – элемент языка данной конструкции, безотносительный к гражданскому языку, и этот элемент можно было бы обозначить как угодно, например крокодилом или как-то еще. Соответственно и время или пространство в специальной теории относительности это совсем не то, что означают слова о пространстве и времени в нашем общеупотребительном языке.
То же самое с чисто внутренне математическом понятием "искривление пространства". На самом деле в общей теории относительности есть некоторая мера "искривленности" или параметр k, характеризующий только внутреннюю кухню функционирования математического построения. В математическом аппарате, в математических конструкциях есть очень много такого, чего нет в реальном мире. Там есть обозначения времени и пространства, имеющие иной смысл, чем в нашем языке. Есть мнимые и комплексные числа, там можно строить многомерные пространства, например четырехмерные и пятимерные и вообще n-мерные кубы. В какой мере такие построения могут быть полезны для отображения закономерностей реального мера – не однозначный вопрос. Нет, например, в реальном мире отрицательного (идущего в обратном направлении) времени. А вот физик Фейнман применил такое внутреннее для его языка математическое время и получил, в квантовомеханических расчетах, согласующийся с реальностью результат.
Итог краток. Существует внешний мир с его закономерностями. Существует внутренний мир человека, со своими закономерностями, не дублирующими внешний мир, но позволяющими более или менее эффективно взаимодействовать с ним. Понятия о пространстве и времени, образующиеся в результате взаимодействия с внешним миром, являются элементами внутреннего мира и нашего языка. Но существуют также разного рода математические конструкции, работающие по своим собственным законам, часть из которых может отображать свойства внешнего мира, например законы сложения чисел, а часть из них, вроде квадратного корня из отрицательного числа, могут совершенно такие свойства не отображать. Соответственное и существующие там обозначения пространства и времени могут принимать иной смысл, чем в обычном языке.
Кстати, слово "существует" многозначно и на данный момент ученые и философы еще не потрудились над тем, чтобы эту многозначность данного слова, как и многозначность многих других слов осознать. Существуют и элементы внешнего мира, существуют и элементы внутреннего мира, существуют и элементы разных математических конструкций. Но смысл слова "существует" в описанных ситуациях совершенно разный, а ученый мир в своем большинстве не способен, подобно дальтоникам в отношении цвета, эти различия замечать. Одно из следствий такого непонимания приводит к таким, вбрасываемым в наш язык, монстрам, как "искривляющееся пространство", одновременно-неодновременные события, "пространство имеет геометрию" и ворох других неупорядоченных с точки зрения корректного использования языка словосочетаний.