Начнем, однако, не конкретно с юмора Марка Твена, а с теории о природе смеха. Что такое смех и юмор с психологической точки зрения? Я попытался найти ответ на этот вопрос в самых современных исследованиях по этой части, но, увы... Называются внешние признаки юмора, а не его суть.
Но вот мнение Герберта Спенсера, "величайшего английского мыслителя" позапрошлого века:
"Смех, как установлено, естественно является только тогда, когда сознание неожиданно обращается от великого к мелкому, т. е. когда встречается то, что можно бы назвать нисходящей несообразностью.
Заметим, наконец, тот факт, представляющийся a priori и подтверждаемый опытами, что восходящая несообразность не только не в состоянии возбуждать смех, но производит на мышечную систему действие совершенно противоположного рода... Пример такого действия мы видим на детях и простолюдинах, у которых открывается от изумления рот, когда они видят что-нибудь величественное или неожиданное".
По Спенсеру, получается, что он раскрывает нечто общее в природе смеха, относящееся к ситуации, когда мы оцениваем состояние или действия людей. Действительно, смех и юмор – это, если исходить из психологии человека, - есть один из вариантов эмоционального отношения к каким-то ситуациям. А эмоционально мы оцениваем все, даже погоду. Но с точки зрения теории юмора мы, действительно, оцениваем только поведение и состояние людей, а также братьев наших меньших. Исключений из этого правила, пожалуй, нет. Разве что в наших фантазиях и сказках мы делаем одушевленным неодушевленный мир и тогда здесь тоже могут быть уместны шутки по поводу поведения растений, камней и т.п.
Однако не будем отвлекаться на частности и поговорим по существу. Итак, когда нам весело с точки зрения оценки ситуации, мы всегда смеемся над чем-то. Или, скажем, подтруниваем и т.п. – но это уже нюансы. Над чем же мы смеемся? Над тем, о чем уже было сказано, – над состоянием и поведением людей и животных в широком смысле этих слов. То есть, смех может иметь отношение и к отдельным особям, и к их сообществам, и, в том числе, к взглядам, традициям и т.п. Я сказал коротко о природе и теории юмора, но не буду продолжать обосновывать сказанного, чтобы не завязнуть в длинных словах. Для кого-то это может быть и не ново, а для другого – можно посоветовать попытаться найти исключения из того, что я сказал.
А теперь, наконец, перейдем к юмору Марка Твена. Юмор у него разнообразный, но очень часто он потешается, а вместе с ним и мы потешаемся над ситуациями, которые он нам показывает со смешной стороны. То есть, согласно нашей теории юмора, потешаемся все вместе и выражаем этим наше эмоциональное отношение к тем картинам, что "рисует" для нас Марк Твен. Можно было бы привести несколько характерных примеров из его творчества, но я приведу только один достаточно характерный для технологии юмора Марка Твена фрагмент из книги "Приключения Тома Сойера".
"Священник произнёс цитату из библии, монотонным гудящим голосом начал проповедь и муки Тома возобновились. Вдруг он вспомнил, какое у него в кармане сокровище, и поспешил достать его оттуда. Это был большой чёрный жук с громадными, страшными челюстями — «жук-кусака», как называл его Том. Жук был спрятан в коробочку из-под пистонов. Когда Там открыл коробочку, жук первым долгом влился ему в палец. Понятное дело, жук был отброшен прочь и очутился в проходе между церковными скамьями, а укушенный палец Том тотчас же сунул в рот. Жук упал на спину и беспомощно барахтался, не умея перевернуться. Том смотрел на него и жаждал схватить его снова, но жук был далеко. Зато теперь он послужил развлечением для многих других, не интересовавшихся проповедью.
Тут в церковь забрёл пудель, тоскующий, томный, разомлевший от летней жары; ему надоело сидеть взаперти, он жаждал новых впечатлений. Чуть только он увидел жука, его уныло опущенный хвост тотчас поднялся и завилял. Пудель осмотрел свою добычу, обошёл вокруг неё, обнюхал с опаской издали; обошёл ещё раз; потом стал смелее, приблизился и ещё раз нюхнул, потам оскалил зубы, хотел схватить жука — и промахнулся; повторил попытку ещё и ещё; видимо, это развлечение полюбилось ему; он лёг на живот, так что жук очутился у него между передними лапами, и продолжал свои опыты. Потом ему это надоело, потом он стал равнодушным, рассеянным, начал клевать носом; мало-помалу голова его поникла на грудь, и нижняя челюсть коснулась врага, который вцепился в неё. Пудель отчаянно взвизгнул, мотнул головой, жук отлетел в сторону на два шага и опять упал на спину. Те, что сидели поблизости, тряслись от беззвучного смеха; многие лица скрылись за веерами и носовыми платками, а Том был безмерно счастлив. У пуделя был глупый вид — должно быть, он и чувствовал себя одураченным, но в то же время сердце его щемила обида, и оно жаждало мести. Поэтому он подкрался к жуку и осторожно возобновил атаку: наскакивал на жука со всех сторон, едва не касаясь его передними лапами, лязгал на него зубами и мотал головой так, что хлопали уши.
Но в конце концов и это ему надоело; тогда он попробовал развлечься мухой, но в ней не было ничего интересного; походил за муравьём, приникая носом к самому полу, но и это быстро наскучило ему; он зевнул, вздохнул, совершенно позабыл о жуке и преспокойно уселся на него! Раздался безумный визг, пудель помчался по проходу и, не переставая визжать, заметался по церкви; перед самым алтарём перебежал к противоположному проходу, стрелой пронёсся к дверям, от дверей — назад; он вопил на всю церковь, и чем больше метался, тем сильнее росла его боль; наконец собака превратилась в какую-то обросшую шерстью комету, кружившуюся со скоростью и блеском светового луча. Кончилось тем, что обезумевший страдалец метнулся в сторону и вскочил на колени к своему хозяину, а тот вышвырнул его в окно; вой, полный мучительной скорби, слышался всё тише и тише и наконец замер вдали".
Теперь давайте попробует, опираясь на нашу теорию юмора, ответить конкретно: над чем же мы потешались, когда читали этот фрагмент? Начали с того, что мы потешались, совсем слегка, над неловкостью Тома Сойера, умудрившегося сунуть палец в клешни жука. Потом нам стало весело, тоже слегка, когда пудель обнаружил жука. Весело потому, что событие происходило в церкви – не в совсем уместном месте для подобного события. Да, Марк Твен не очень уважительно относился к богослужениям и к тому, как они совершались, поэтому и поместил пса в подобную не совсем подходящую ситуацию, которая для очень богомольного человека показалась бы совсем уж не смешной. Но мы, в основном, восприняли это с легкой... нет, скажем иначе, с легким юмором. Плюс к этому наложилась, в положительном плане, интрига относительно того, а что же дальше будет с пуделем и жуком.
Потом нам стало совсем уж весело, когда мы потешались над безалаберностью пуделя, задремавшего и опустившего свой нос на опасного жука. Но потешались мы не только над псом. Заодно, увы, мы потешались и над нелепостью сочетания торжественности богослужения, усиленной попытками пастырей сохранять серьезность, с проделками несчастного пса.
Подобные характерные приемы "потешного" юмора Марка Твена можно обнаружить и в сцене Тома Сойера с котом Питером, которого он угостил касторкой. Но подобные "технические" приемы юмора есть и в сценах сражения деда Щукаря с козлом Трофимом у Шолохова в книге "Поднятая целина", и у других писателей и юмористов. Теоретическая суть технологии юмора здесь в том, что нам предлагаются картины, к которым мы априори, т.е. исходя из накопленного нами опыта, относимся как к смешным, и соответствующим эмоциональным образом реагируем на них, как бы слегка осуждая участников событий за безалаберность пса и Тома, за показную религиозность паствы и т.п. Но кроме этого, обязательно присутствует конфликт между ожидаемым или тем, что должно было бы быть, и тем, что произошло. Очевидный, с точки зрения теории юмора, конфликт или контрастность есть между поведением пса и церковной обстановкой. Менее очевидные конфликты возникают в наших представлениях, когда мы воспринимаем поведение Тома Сойера и жука или поведение пуделя и жука. Мы, воспринимая юмор Марка Твена, подсознательно сопоставляем два конфликтующих образа: Тома Сойера до и после того, как он сунул палец в клешни жука. Контрастность этих двух образов вызывает у нас улыбку или смех. С пуделем и жуком – аналогично.
Это так сказать внешняя сторона теории и технологии юмора, отчетливо просматривающаяся в юморе Марка Твена. Чем лучше вы осмыслите эту внешнюю сторону, тем больше пользы это осмысление вам принесет. Ну а внутренняя сторона технологии – это та, что у вас внутри. Вы можете пополнять ее опытом осмысления, "прочувствования" конкретных юмористических фрагментов, в том числе и фрагмента, который я для вас привел.