Подготавливая эту статью, я прочел несколько книг мистика и психолога Георгия Гурджиева и его ученика Петра Успенского:
Георгий Гурджиев. "Беседы с учениками", "Взгляды из реального мира";
Петр Успенский. "Психология возможной эволюции человека", "В поисках чудесного Фрагменты неизвестного учения".
За основу я взял последнее из этих произведений.
Я почти полностью убрал в исходных текстах разные мистические моменты. Остальное – это в основном разного рода психологические фрагменты, частично известные мне по другим источникам или из собственного опыта. Например, очень много говорится о том, что человек – это машина, с которой что-то происходит, и требуется изрядное усилие, чтобы понять, что конкретно имеется в виду. Поэтому для облегчения этого понимания я предлагаю сначала ознакомиться с фрагментом на эту же тему "МЫ – АВТОМАТЫ?" из книги Владимира Леви "ИСКУССТВО БЫТЬ СОБОЙ":
"Можно сказать, что мы живем насильственной жизнью: так мало зависит от нашей воли то главное, что поддерживает наше существование.
Нас заставляет жить и дает возможность сознавать свою жизнь биохимическая машина организма: все эти триллионы клеток, составляющие наше тело, что-то усваивают и выделяют, расщепляют и синтезируют абсолютно без нашего ведома и непрестанно ставят нас перед свершившимся фактом, который и есть мы. Не спрашивая наших пожеланий, работают почки, печень и селезенка, молчаливо обновляет кровь костный мозг, сосредоточенно бьется сердце... Каждый волосок живет своей жизнью... Не наша воля запускает в ход этот агрегат и не наша, за немногими исключениями, останавливает.
Но этого мало. В самом сознании – масса от него не зависящего. Со-знание... Это несметное множество межлюдских шаблонов, которые, впечатываясь в мозг, производят чувства и побуждения, мысли и суждения, решения и поступки – а мы их считаем своими. Существует ли что-либо свое, кроме новых сочетаний из уже имеющегося и усвоенного?
Но автомат, осознавший свою автоматичность, перестает быть просто автоматом. Когда он проникает в суть и связь вещей, когда ясно видит причинно-следственные цепочки, появляется возможность рассчитывать. Дальнейшее – только за правильным сочетанием действий, и вот уже можно творить".
Второй не простой, на мой взгляд, предмет изложения представлений Гурджиева – это утверждения о множественности нашего "я", о том, что единство "я" лишь кажущееся, а на самом деле в нас живут сотни или тысячи разных "я". Насчет сотен и тысяч это, пожалуй, Гурджиеву лучше знать, но по своему опыту скажу, что десятка полтора таких "я" действительно можно насчитать. И ведут они себя весьма схожим образом, как ведут себя люди в коллективе. В какой-то мере это не новость для того, кто склонен анализировать свои действия и чувства. Но по-настоящему это можно заметить только отвлекшись от обычного течения своей жизни и понаблюдав себя со стороны. Для этого нужна практика изменения своего внутреннего поведения, в результате которой приобретается новый опыт, без которого в этом сообщении вы можете не найти ничего, кроме кучи каких-то слов. Эту истину хорошо передает восточная мудрость: "Человек, съевший горчичное зернышко, знает о вкусе горчицы больше, чем тот, кто видел слона, нагруженного горчичным зерном". Кстати, именно так, на мой взгляд, надо понимать один из главных и трудно усваиваемых учениками Гурджиева тезисов о необходимости синхронного развития линии знания и линии бытия. Настоящее знание возможно только при его опоре на конкретный опыт измененного бытия.
Основной момент – это цель пути. Гурджиев, похоже, ставил целью совершенствование человека, но Успенский, судя по названию его книги, ставил целью поиск чудесного. Возможно, по этой причине Успенский отошел от Гурджиева после четырех лет ученичества. Гурджиев, по свидетельству Успенского, действительно мог творить так называемые "чудеса", но были ли они проявлением его собственных свойств или результатом привлечения каких-то сторонних сил – не известно.
Гурджиев говорит о четырех путях обретения необычных свойств: путь факира, путь монаха, путь йогина и четвертый путь.
Путь факира – это путь самоистязания, борьбы с физическим телом. Человек, в большинстве случаев, становится факиром не потому, что понимает возможности и результаты этого пути; он становится факиром из-за религиозного чувства
Путь монаха – это путь веры, путь религиозного чувства, религиозной жертвы.
Третий путь - это путь йогина, путь знания, путь ума. Он должен добиться власти над телом и над, эмоциями.
Но все эти пути - путь факира, путь монаха и путь йогина - имеют одну общую черту. Все они начинают с самой трудной вещи, с полного изменения жизни, с отречения от мирского.
Четвертый путь не требует уединения в пустыне, не требует от человека, чтобы тот оставил все, чем жил раньше, отказался от всего.
Но и четвертый путь тоже требует жертв:
"Чем более мы видели и уясняли сложность и разнообразие методов работы над собой, тем яснее становились трудности пути. Каждый новый шаг требовал усилий. Возможность чего-то достичь казалась столь незначительной по сравнению с трудностями, что многие из нас вообще утратили желание совершать какие бы то ни было усилия.
Это был неизбежный этап, через который проходит каждый человек, пока не научится понимать, что бесполезно думать о возможности или невозможности великих достижений в будущем, что человеку надо ценить то, что он имеет сегодня, не думая о завтрашних приобретениях".
"Когда человек придет к заключению, что он не может и не хочет жить так, как он жил до сих пор, когда он по-настоящему увидит все то, из чего состоит его жизнь, когда он решит работать, он должен быть правдивым по отношению к себе, чтобы не попасть в еще худшее положение. Человек никогда не сможет отказаться от всего, да от него этого и не потребуют. Но ему надо точно определить, чем он намерен пожертвовать, и впоследствии не торговаться".
Гурджиев это проиллюстрировал армянской сказкой о волке и овцах:
"Жил как-то волк; он растерзал множество овец и поверг в смятение и слезы многих людей. Наконец, не знаю почему, он почувствовал вдруг угрызения совести и стал раскаиваться в своей жизни; он решил измениться и более не убивать овец.
Чтобы все было серьезным, он отправился к священнику и попросил его отслужить благодарственный молебен.
Священник начал службу, а волк стоял и плакал в церкви. Служба была длинная. Волку случилось зарезать немало овец и у священника; поэтому священник со всей серьезностью молился о том, чтобы волк изменился. Но вдруг волк выглянул в окошко и увидел, что овец гонят домой. Он начал переминаться с ноги на ногу; а священник все молится, и молитве не видно конца.
Наконец волк не выдержал и зарычал:
- Кончай, поп! А то всех овец домой загонят и оставят меня без ужина!
Эта сказка очень хороша, потому что великолепно описывает человека. Он готов пожертвовать всем; но вскоре выясняется, что сегодняшний обед – это совсем другое дело. Человек всегда желает начинать с чего-то большого. Но это невозможно: выбирать не из чего; мы должны начинать с вещей и дел сегодняшнего дня."
Итак, нужен ли вам, читателям, этот четвертый путь взамен обычно безалаберной жизни – это еще не факт. Достигнете ли на этом пути каких-то ожидаемых вами результатов – тоже не факт. Но какой-то новый опыт вы получите несомненно, если измените свое поведение и реально будете следовать выбранному пути.
Далее я перехожу к очень краткому изложению четвертого пути, придерживаясь, по возможности, стиля и взглядов Петра Успенского в книге: "В поисках чудесного. Фрагменты неизвестного учения".
Я возвратился в Россию в ноябре 1914 года после довольно длительного путешествия по Египту, Цейлону и Индии. Среди людей, которых я встретил на моих чтениях в Москве, оказалось двое, музыкант и скульптор, которые вскоре сообщили мне, что в Москве есть группа, где занимаются различными "оккультными" исследованиями и экспериментами под руководством некоего Гурджиева, кавказского грека.
Первая встреча с Гурджиевым совершенно перевернула мое мнение о нем и о том, чего я мог бы от него ожидать. Не помню, как началась наша беседа; вероятно, мы заговорили об Индии, эзотеризме и школах йоги.
- Меня очень интересует, - спросил я. - Есть вещества, которые йогины применяют для того, чтобы вызвать особые состояния сознания, которые делают "магию" возможной?
- Да, - сказал Гурджиев, - во многих случаях эти вещества используют для самоизучения, для того, чтобы заглянуть вперед, чтобы лучше узнать свои возможности, узнать предварительно, "заранее", чего им удастся достичь в будущем, после продолжительной работы. Когда человек видит и убеждается в том, что усвоенное им теоретически существует и в действительности, тогда он работает сознательно; он знает, куда идет. Иногда это самый легкий способ убедиться в реальном существовании тех возможностей, которые человек лишь подозревает в себе.
Назавтра я сидел в том самом кафе, где впервые встретил Гурджиева.
- Я хочу, чтобы вы поняли, - сказал Гурджиев. Посмотрите, все эти люди, которых вы видите, - и он указал на улицу. - Все это просто машины и ничего более.
- Пусть так, но может ли человек перестать быть машиной? - задал я вопрос.
- А! В этом-то и дело, - ответил Гурджиев. - Если бы вы почаще задавали такие вопросы, мы, возможно, достигли бы в наших беседах какого-то результата. Можно перестать быть машиной, но для этого необходимо прежде всего знать машину. Машина, настоящая машина, не знает и не может знать себя. А машина, которая знает себя, уже не машина; по крайней мере, не та машина, какой она была раньше. Она начинает проявлять ответственность за свои действия.
Во время одной из наших бесед я спросил Гурджиева:
- Как, по вашему мнению, лучше всего подготовиться к изучению вашего метода? Полезно ли, например, изучать так называемую "оккультную" и "мистическую" литературу?
Говоря это, я имел в виду прежде всего "Таро" и литературу о нем.
- Да, - сказал Гурджиев, - при помощи чтения можно найти многое. Возьмите, например, себя. Вы уже могли бы знать порядочно, если бы умели читать. Я хочу сказать, что если бы вы поняли все, что прочли за свою жизнь, вы бы уже знали то, чего сейчас ищете. Если бы вы понимали все, что написали в своей книге... я пришел бы к вам с поклоном и просил бы учить меня. Но вы не понимаете ни того, что читаете, ни того, что пишете. Вы даже не понимаете, что значит слово "понимать". Беда в том, что ни один человек ничего не знает хорошо. Все, что он знает, он знает кое-как, поверхностно.
Я спросил Гурджиева, что нужно делать, чтобы усвоить его учение.
- Что делать? - спросил Гурджиев, как бы удивившись. Человек - это машина. Все его дела, поступки, слова, мысли, чувства, убеждения, мнения и привычки суть результаты внешних влияний, внешних впечатлений. Из себя самого человек не в состоянии произвести ни одной мысли, ни одного действия. Все, что он говорит, делает, думает, чувствует, все это случается. Человек не может что-то открыть, что-то придумать. Все это случается.
- И никто не может ничего сделать?
- Это другой вопрос. Для того, чтобы делать необходимо быть. А сначала необходимо понять, что это значит - быть. Это другой образ жизни. Затем человек должен научиться говорить правду. Это также кажется вам странным. Вы не понимаете, как можно учиться говорить правду. Вы думаете, что вполне достаточно решить поступать так. А я скажу вам, что люди сравнительно редко говорят обдуманную ложь. В большинстве случаев они считают, что говорят правду. И тем не менее, они все время лгут - и тогда, когда желают обмануть, и тогда, когда желают сказать правду. Они постоянно лгут и себе, и другим. Поэтому никто никогда не понимает ни себя, ни другого. Говорить правду - самая трудная вещь на свете; и для того, чтобы говорить правду, необходимо долго и много учиться. Одного желания здесь недостаточно. Чтобы говорить правду, нужно знать, что такое правда и что такое ложь - прежде всего, в самом себе. А знать это никто не желает.
Гурджиев часто возвращался к примеру "тюрьмы" и "побега из тюрьмы". Иногда он начинал с этого разговор, и тогда его излюбленным выражением было следующее: чтобы заключенный имел возможность бежать в любую минуту, он должен прежде всего понять, что он находится в тюрьме. В тюрме своих предрассудков, ложных мнений и страстей. До тех пор, пока он это не уяснит, пока считает себя свободным, у него нет никаких шансов. Никто не в состоянии помочь ему или освободить насильно, против его воли, наперекор желаниям. Если освобождение возможно, оно возможно только как результат огромного труда и усилий, прежде всего, сознательных усилий, направленных к определенной цели.
Гурджиев никогда не желал облегчать людям знакомство с его идеями. Наоборот, он считал, что только преодолевая затруднения, хотя бы случайные и не связанные с делом, люди смогут оценить эти идеи.
- Люди не ценят того, что им легко достается, - сказал он. Сплавление, внутреннее единство приобретается благодаря "трению", благодаря борьбе между "да" и "нет", происходящей внутри человека. Если человек живет без внутренней борьбы, если с ним все случается без малейшего сопротивления, если он идет туда, куда его ведут влечения, или туда, куда дует ветер, он останется таким, каков есть.
Припоминаю, что в связи с беседами, проводившимися в группе учеников, меня поразил один факт. Многие люди слышали что-то совершенно иное, чем говорил Гурджиев: а другие обратили внимание лишь на второстепенные и несущественные замечания и запомнили их. От большинства слушателей ускользнули самые фундаментальные принципы того, что говорил Гурджиев. Он сказал мне, что лишь немногие задают вопросы по существу. Один из таких вопросов остался у меня в памяти:
- Каким образом человек способен вызвать внутри себя борьбу между "да" и "нет"? - спросил кто-то.
- Необходима жертва, - ответил Гурджиев. - Если вы ничем не жертвуете, вы ничего не приобретаете. И необходимо пожертвовать чем-то, в данный момент драгоценным, пожертвовать им надолго, пожертвовать многим. Но если же стабилизация достигнута, отречения, лишения и жертвы более не нужны. Тогда человек сам для себя закон.
Во время одного разговора с Гурджиевым в нашей группе - которая стала уже превращаться в постоянную - я спросил:
- Если древнее знание сохранилось, если вообще существует знание, отличающееся от нашей науки и философии или даже превосходящее ее, почему же тогда оно так тщательно скрыто, почему не сделано общим достоянием? Почему люди, обладающие этим знанием, не желают, чтобы оно перешло в общий поток жизни ради лучшей, более успешной борьбы против обмана, зла и невежества?
Вероятно, такой вопрос возникает у каждого человека, который впервые знакомится с идеями эзотеризма.
- Никто ничего и не скрывает; тут нет никакой тайны. Но приобретение или передача истинного знания требует огромного труда. Все существующие общеизвестные пути можно разделить на три категории:
1. Путь факира. 2. Путь монаха. 3. Путь йогина.
- Путь факира - это путь борьбы с физическим телом. Это достигается посредством ужасных страданий, истязаний тела. Весь путь факира состоит из различных невероятно трудных упражнений. Факир или стоит, не двигаясь, в одном и том же положении целыми часами, днями, месяцами; или сидит с вытянутыми руками на голом камне под лучами солнца; или истязает себя огнем и т.п. Человек, в большинстве случаев, становится факиром не потому, что понимает возможности и результаты этого пути; он становится факиром из-за религиозного чувства
- Второй путь - путь монаха. Это путь веры, путь религиозного чувства, религиозной жертвы. "Монахом" в полном смысле этого слова может стать только человек с очень сильными религиозными эмоциями и такими же сильными способностями религиозного воображения. Путь монаха также очень долог и труден. Монах тратит на борьбу с собой годы и десятилетия, подчиняя все эмоции одной, а именно, вере, и таким путем он развивает в себе единство, волю, властвующую над эмоциями.
- Третий путь - это путь йогина, путь знания, путь ума. Путь йогина заключается в том, чтобы работать при помощи знания, развивая ум; но тело его и эмоции остаются неразвитыми; подобно факиру и монаху он не способен воспользоваться результатами своих достижений.
- Но все эти пути - путь факира, путь монаха и путь йогина - имеют одну общую черту. Все они начинают с самой трудной вещи, с полного изменения жизни, с отречения от мирского. Человек должен оставить дом, семью, если она у него есть, отказаться от всех удовольствий, привязанностей и обязанностей жизни - и уйти в пустыню, в монастырь, в школу йоги. С первого дня, с первого шага на своем пути он должен умереть для мира; только таким образом он надеется достичь чего-нибудь на одном из трех путей."
- И это положение было бы действительно безнадежным, если бы не существовал еще четвертый путь.
- Четвертый путь не требует уединения в пустыне, не требует от человека, чтобы тот оставил все, чем жил раньше, отказался от всего. Можно работать на четвертом пути и следовать ему, пребывая в обычных условиях жизни, выполняя прежнюю работу, сохраняя прежние отношения с людьми, ни от чего не отказываясь, никого не покидая. Четвертый путь отличается от других путей и тем, что его главное требование к человеку - это требование понимания. Человек не должен делать ничего такого, чего он не понимает, за исключением какого-нибудь опыта под руководством и по наставлению учителя. Чем яснее понимает человек то, что делает, тем значительнее будут результат его усилий. Это фундаментальный принцип четвертого пути.
К началу ноября 1915 года у меня уже имелось общее представление о некоторых фундаментальных пунктах системы Гурджиева, касающихся человека.
Первым пунктом, на котором он делал упор, было отсутствие единства в человеке.
- Величайшая ошибка, - говорил он, - думать, что человек всегда один и тот же. Человек никогда не бывает долго одним и тем же. Он постоянно изменяется; он редко остается неизменным даже в течение получаса. Вы удивитесь, обнаружив, какая толпа других лиц живет в одном человеке. Если вы научитесь наблюдать за ними, вам не нужно будет ходить в кинематограф."
- Человек, каким мы его знаем, "человек-машина", который не в состоянии что-либо "делать", с которым и через которого все "случается", лишен постоянного и единого "я". Его "я" меняется так же быстро, как его мысли, чувства и настроения; и он совершает большую ошибку, считая себя всегда одним и тем же лицом; в действительности, он - всегда другая личность, не та, какой он был мгновение назад. Человек не имеет индивидуальности; у него нет единого большого Я. Человек расщеплен на множество мелких "я".
- И каждое отдельное малое "я" может называть себя именем целого, действовать во имя целого, соглашаться или не соглашаться, давать обещания, принимать решения, с которыми придется иметь дело другому "я" или всему целому. Этим объясняется, почему люди так часто принимают решения и так редко их выполняют. В том-то и трагедия человеческого существования, что каждое малое "я" имеет право подписывать чеки и векселя, а человек, т.е. целое, вынужден их оплачивать. Нередко вся жизнь человека и состоит в том, чтобы оплачивать векселя малых, случайных "я".
На встрече кто-то спросил:
- Как следует понимать эволюцию?
- Эволюцию человека, - ответил Гурджиев, - можно понимать как развитие в нем тех сил и возможностей, которые никогда не развиваются сами по себе, механически. Только такого рода развитие, такой тип роста указывает на подлинную эволюцию человека. Нет и не может быть никакого иного рода эволюции.
Почти в каждой из своих лекций Гурджиев возвращался к теме, которую, очевидно, считал чрезвычайно важной, но которую многим из нас было нелегко усвоить.
- Развитие человека идет по двум линиям, - сказал он, - линии знания и линии бытия. При правильной эволюции линии знания и бытия развиваются одновременно, параллельно друг другу, помогая одна другой. Но если линия знания слишком опередит линию бытия или линия бытия опередит линию знания, развитие человека пойдет по неверному пути и рано или поздно остановится. Люди западной культуры высоко ценят уровень знания человека, но не ценят уровень его бытия и не стыдятся низкого уровня собственного бытия. Они даже не понимают, что это значит, не понимают, что уровень знания человека зависит от уровня его бытия.
- Если знание уходит далеко вперед от бытия, оно становится теоретическим, абстрактным и неприменимым к жизни, а фактически – вредным. Причина этого заключается в том, что знание, которое не находится в согласии с бытием (не опирается на опыт своего применения в бытии), не может быть достаточно полным и соответствовать реальным нуждам человека. В границах данного (уже устоявшегося) бытия дальнейшее улучшение качества знания совершенно невозможно, и происходит лишь накопление информации одной и той же природы в пределах уже известного. Изменение же самой природы знания возможно только с изменением природы бытия.
- Взятое само по себе, бытие человека имеет много разных сторон. Самая характерная черта современного человека это отсутствие в нем единства, далее - отсутствие даже следов тех свойств, которые он так любит себе приписывать: "ясного сознания", "свободной воли", "незыблемого Я", "способности к действию". Вы удивитесь, если я скажу, что главной чертой бытия современного человека, объясняющей все его недостатки, является сон. Современный человек живет во сне (погруженный в свой внутренний мир). Если вы подумаете об этом, памятуя, что сон является главной чертой нашего бытия, вам сразу же станет ясно, что, если человек по-настоящему желает знания, он должен прежде всего подумать о том, как пробудиться, как изменить свое бытие.
- Чтобы понять это, чтобы вообще уяснить себе природу знания и бытия, равно как и их взаимоотношения, необходимо понять, как знание и бытие относятся к "пониманию".
- Знание - это одно, понимание - другое. (Так, знание справочника хирурга – это одно, а понимание как следует делать хирургическую операцию – другое). Люди часто смешивают эти понятия и не видят ясно разницу между ними.
- В обыденном мышлении люди не отличают понимание от знания. Они думают, что большее понимание зависит от большего знания. Поэтому они накапливают знание - или то, что называют знанием, - но им не известно, как накопить понимание; и сам этот вопрос их не беспокоит. Но понимание зависит не от накопления знания, а от опыта его применения – опыта бытия.
- Ранее мы говорили о механичности. Человек не может, сказать, что он понимает идею механичности, если он только знает ее умом. Он должен ее почувствовать всем своим телом, всем своим существом - и тогда он поймет... Так же, как в сфере практической деятельности люди очень хорошо сознают разницу между простым знанием и пониманием. Они видят, что просто знать и знать, как сделать что-то, две разные вещи. Знание того, как сделать, не создается одним лишь знанием. Но относительно механичности своей жизни люди не уясняют себе, что такое "понимание".
- Как правило, люди видят, что не понимают какой-то вещи, - и тогда стараются найти название для того, чего "не понимают". И когда они найдут для этого какое-то название, они говорят, что "поняли". Но "найти название" не значит "понять". К несчастью, люди обычно довольствуются словами. Человек, знающий очень много названий, т.е. очень много слов, считается обладающим большим пониманием.
- Одну из причин расхождения между линиями бытия и знания в жизни, недостатка понимания, который частично является причиной, а частично следствием этого расхождения, нужно искать в языке, на котором говорят люди. Язык, как и понимание, опирается на конкретный опыт. Но люди не уясняют себе, до какой степени субъективен их язык, насколько разные вещи выражает каждый из них одними и теми же словами. Они не осознают, что каждый человек говорит на собственном языке и очень плохо понимает язык другого человека или не понимает его совсем. Двое людей с глубокой убежденностью говорят одно и то же, но называют это по-разному и до бесконечности спорят друг с другом, не подозревая, что думают совершенно одинаково. Или наоборот, они говорят одни и те же слова и воображают, что согласны друг с другом, что достигли взаимопонимания, а в действительности они говорят совершенно разные вещи, ни в малейшей степени не понимая друг друга.
- Для точного понимания необходим точный язык. И изучение систем древнего знания начинается с изучения языка, который позволяет точно установить, что именно говорится, с какой точки зрения и в какой связи. Когда человек овладеет этим языком, тогда, используя его, он сможет передать и сообщить массу таких знаний, такой информации, которую на обычном языке передать невозможно, даже если пользоваться разными научными, и философскими терминами.
- Обратимся еще раз к идее человека. В языке, о котором я говорю, вместо слова "человек" употребляются семь слов, а именно: человек номер один, человек номер два, человек номер три, человек номер четыре, человек номер пять, человек номер шесть и человек номер семь. С этими семью понятиями люди, говоря о человеке, уже смогут понимать друг друга.
- Человек номер семь - это такой человек, который достиг полного развития, возможного для человека, который обладает всем, чем может обладать человек, т.е. волей, сознанием. постоянным и неизменным Я, индивидуальностью, а также многими иными свойствами, которые мы в своей слепоте и в своем невежестве приписываем себе. Лишь тогда, когда мы до известной степени понимаем человека номер семь и его свойства, мы можем понять и те постепенные переходы, которыми к нему приближаемся, т.е. понимаем процесс возможного для нас развития.
Одна из следующих лекций началась с вопроса, заданного Гурджиеву одним из присутствующих: какова цель его учения?
- В настоящее время моя цель не может иметь для вас значения, потому что для вас гораздо важнее определить свою собственную цель. Учение само по себе не может преследовать какую-либо цель. Оно может только показывать людям наилучший путь к достижению тех целей, которые у них есть. Вопрос о цели - очень важный вопрос. Пока человек не определит для себя свою цель, он не может даже и начать что-то "делать". Как же возможно что-нибудь "делать", не имея цели? "Делание" прежде всего предполагает цель.
- Каждый должен иметь собственную цель: одному нужно богатство, другому - здоровье, третий желает Царства Небесного, четвертый хочет стать генералом - и так далее. Вот о целях такого рода я вас и спрашиваю. Если вы скажете мне, какова ваша цель, я смогу сказать вам, идем ли мы по одной и той же дороге.
- Итак, самое правильное из выраженных здесь желаний - это желание быть господином самого себя, потому что без этого все остальное невозможно. По сравнению с этим желанием все другие представляют собой детские мечты, фантазии, которыми человек не мог бы воспользоваться, даже если бы их исполнение и было ему даровано.
- Свобода, освобождение - вот что должно быть целью человека. Стать свободным, избавиться от рабства - вот к чему должен стремиться человек, если он хотя бы отчасти осознает свое положение. Для него более ничего не существует; и пока он остается рабом как во внутренней, так и во внешней жизни, все остальное невозможно. Но он не в состоянии избавиться от рабства во внешней жизни, пока остается рабом во внутренней. Поэтому для того, чтобы сделаться свободным, человек должен завоевать внутреннюю свободу.
- Первая причина внутреннего рабства человека - это его невежество, - прежде всего, незнание самого себя. Без знания себя, без понимания работы и функций своей машины человек не в состоянии управлять собой, не в состоянии быть свободным; а без этого он навсегда останется рабом и игрушкой действующих на него сил.
- Вот почему во всех древних учениях первым требованием в начале пути к освобождению было правило: ПОЗНАЙ САМОГО СЕБЯ!
Следующая лекция началась прямо со слов: ПОЗНАЙ САМОГО СЕБЯ!
- Эти слова, - сказал Гурджиев, - обыкновенно приписываемые Сократу, на деле лежат в основе многих систем и школ, гораздо более древних, чем школа сократиков.
- Принцип "Познай самого себя!" заключает в себе очень богатое содержание. Он требует, во-первых, чтобы человек, желающий познать себя, понимал, что это значит, с чем это связано, что из этого с необходимостью вытекает.
- Знание себя - великая, но в то же время очень неясная и далекая цель. В своем нынешнем состоянии человек далек от самопознания. Поэтому, строго говоря, нельзя даже и определить его цель как самопознание. Важнейшей его целью должно стать изучение себя, а более близкой и простой - начало самоизучения и правильного самопознания.
- Изучение себя - это работа, это путь, который ведет к самопознанию.
- Но для того, чтобы изучать себя, человеку нужно сперва узнать, как это делать, с чего начинать, какие методы применять. Человек должен выучиться принципам самоизучения, ознакомиться с его методами.
- Главный из этих методов - самонаблюдение. Без правильно применяемого самонаблюдения человек не поймет связь и соотношение между разнообразными функциями своей машины, никогда не поймет, как и почему в каждом отдельном случае с ним все "случается".
- Есть два метода самонаблюдения: анализ или попытка анализа, т.е. попытка найти ответы на вопросы, отчего происходит то или иное явление, почему существует такая зависимость; второй метод - это регистрация, просто "запись" в уме того, что наблюдается в данный момент.
- Самонаблюдение, особенно вначале, никоим образом не должно становиться анализом или попыткой анализа. Анализ станет возможным лишь гораздо позднее, когда человек узнает все функции своей машины и все управляющие ею законы.
- Наблюдение следует вести как бы впервые: весь прошлый опыт, все результаты предыдущего самонаблюдения необходимо отложить в сторону. Возможно, в них содержится много ценного материала; но весь этот материал основан на неверных; наблюдениях, неверном разделении наблюдавшихся функций. Поэтому пользоваться им нельзя, во всяком случае, в начале работы по самоизучению. Все, что там есть ценного, в должное время будет взято и использовано. Но начинать необходимо с начала. Человек должен начать наблюдение себя, как если бы он совсем не знал и никогда не наблюдал себя. (P.S. По этому поводу в моем дневнике есть две фразы: "Начни как в первый раз" и "Не оглядывайся в прошлое – останешься в нем").
- Когда он начинает наблюдать себя, он должен постираться сразу же определить, к какой группе явлений, к какому центру принадлежат наблюдаемые им в данный момент явления. Некоторым людям трудно понять разницу между мыслью и чувством; другим нелегко уяснить различие между мыслью и двигательным импульсом.
- Следующим объектом самонаблюдения должны стать привычки вообще. Наблюдение и изучение привычек особенно трудно, ибо для того, чтобы увидеть их и "записать", человеку нужно отойти от них, освободиться хотя бы на мгновение. Пока человеком управляет какая-то конкретная привычка, он ее не замечает; но при первых же попытках бороться с ней, какими бы слабыми они ни были, он обнаружит ее присутствие. Поэтому, чтобы наблюдать и изучать привычки, надо стараться их преодолеть. Это открывает практический метод самонаблюдения. Такая борьба показывает человеку то, что есть; без нее он не увидит, из чего он состоит. Борьба с мелкими привычками очень трудна и утомительна, но без нее самонаблюдение невозможно.
- В сфере эмоций очень полезно попытаться бороться с привычкой давать немедленное выражение своим неприятным чувствам. Многим людям очень трудно удержаться от выражения своих чувств, вызванных, например, плохой погодой. Еще труднее им не выражать неприятные эмоции, когда они обнаруживают, что кто-то или что-то нарушает то положение вещей, которое они считают порядком или справедливостью.
- Помимо того, что борьба с выражением неприятных эмоций- очень хороший метод самонаблюдения, она имеет и другое значение: это одно из немногих направлений, в котором человек может изменить себя, не создавая других нежелательных привычек. Поэтому самонаблюдение и самоизучение с первых же шагов должны сопровождаться борьбой с выражением неприятных эмоций.
- Если человек выполняет все эти правила при самонаблюдении, он отметит очень важные аспекты своего бытия, целую их серию. Прежде всего он с безошибочной ясностью установит тот факт, что его действия, мысли, чувства и слова суть результаты внешних влияний, и ничто из них не приходит от него самого. Он поймет и увидят, что фактически является автоматом, действующим под влиянием внешних стимулов. Он ощутит свою полную механичность, почувствует, что все "случается", что он не может ничего "делать". Он - машина, управляемая случайными внешними толчками. Каждый толчок вызывает на поверхность одно из его "я". Новый толчок - и это "я" исчезает, а его место занимает другое "я". Еще одно небольшое изменение в окружающей среде - и появляется новое "я". Человек начинает понимать, что у него нет никакой власти над собой, что он не знает, что может сказать или сделать в следующий момент; он начинает понимать, что не может отвечать за себя даже в течение кратчайшего промежутка времени. Он поймет, что если он остается одним и тем же и не совершает ничего неожиданного, то это происходит потому, что нет никаких непредвиденных внешних изменений. Он поймет, что все его действия полностью управляются внешними условиями, убедится, что в нем нет ничего постоянного, откуда могло бы идти управление, - ни одной постоянной функции, ни одного устойчивого состояния."
В психологических теориях Гурджиева было несколько пунктов, пробудивших во мне особый интерес. Первый пункт это возможность изменить себя, т, е. тот факт, что, приступая к правильному самонаблюдению, человек немедленно начинает изменяться и что никогда не окажется, что внутри него все в порядке.
Второй пункт - требование "не выражать отрицательных эмоций". Я сразу же почувствовал, что здесь скрывается нечто значительное. И дальнейшее течение событий показало, что я был прав, так как изучение эмоций и работа над ними легли в основу последующего развития всей системы. Но это произошло гораздо позже.
Однажды в разговоре с Гурджиевым я спросил о сознании и высказал по этому поводу существующие взгляды и свои мысли.
- Все это чепуха, - заявил Гурджиев, - обычная научная софистика. Пора вам от нее избавиться. Ваша главная ошибка состоит в том, что вы думаете, будто уже обладаете сознанием, что оно обычно или постоянно присутствует, или постоянно отсутствует. На самом деле сознание - это такое качество, которое постоянно меняется. И существуют разные степени и уровни сознания. Как сознание, так и его разные уровни необходимо понять в самом себе посредством ощущения, так сказать, почувствовав его вкус. Никакие определения в этом случае не помогут; да они и невозможны, пока вы не поймете, что именно вам нужно определить. Наука и философия тоже не в состоянии определить сознание, потому что они хотят определить его там, где его не существует. Необходимо различать сознание от возможности сознания. У нас есть только возможность сознания и редкие его вспышки. Поэтому мы не можем определить, что такое сознание."
Я не могу утверждать, что все сказанное о сознании сразу же стало для меня ясным. Но одна из последующих бесед объяснила мне принципы, на которых основывались доводы Гурджиева.
- Никто из вас не заметил самой важной вещи, на которую я обратил ваше внимание, - сказал он. - Иначе говоря, никто из вас не заметил, что вы не помните себя (эти слова он особо подчеркнул). Вы не чувствуете себя, вы не осознаете себя. В вас "что-то наблюдает" - совершенно так же, как "что-то говорит", "думает", "смеется". Вы не чувствуете: "Я наблюдаю", "Я замечаю", "Я вижу". У вас по-прежнему что-то "заметно", "видно"... Чтобы по-настоящему наблюдать себя, человек в первую очередь должен помнить себя (эти слова он опять подчеркнул). Старайтесь вспомнить себя, когда вы наблюдаете за собой, и позднее расскажите мне о результатах. Только те результаты будут иметь какую-то ценность, которые сопровождаются вспоминанием себя. Иначе вы сами не существуете в своих наблюдениях. А чего стоят в таком случае все ваши наблюдения?